Вот уже почти целый год 15-летняя москвичка Диана живёт в приюте. Она просится домой – к маме, которая не лишена родительских прав, имеет постоянную работу, не пьёт и не курит, не буйствует и любит своего ребёнка. Но девочку не отпускают, фактически просто наплевав на её мольбы. Причина? А вот такое гипертрофированное понимание «защиты детей»: отчего-то органы опеки решили, что Диане будет лучше в приюте, где она лишена возможности нормально учиться, посещать кружки, секции, но зато наблюдает всю изнанку жизни подростков, предоставленных самим себе, без родительского участия. Её убеждают, что в «заключении» ей будет лучше, чем дома – с мамой.
Оксана Романова воспитывала Диану одна с двух лет: муж ушёл и судьбой ребёнка особо не интересовался. Но она спокойно несла заботы на своих плечах: имея специальность художника-реставратора, занималась восстановлением икон, нормально зарабатывала.
И – растила единственную дочь, вовсю стараясь сделать её жизнь насыщенной. Девочка посещала массу творческих кружков, рисовала, создавала поделки из бисера, занималась одновременно спортом, танцами.
Вопрос о том, в какую школу пойти, конечно, не стоял – в СОШ им. Чехова, которая буквально через дорогу от их дома, где у Романовых хорошая, просторная квартира, – у Дианы там своя большая светлая комната.
Каждый Новый год к девочке приходили Дед Мороз со Снегурочкой, дарили подарки, а она выглядывала, когда они удалялись, в окошко, чтобы увидеть их сказочную карету: она наивно, по-детски, долго верила в чудеса, читала хорошие книжки про путешествия и приключения.
Идиллия дала сбой, когда Диана вступила в переходный возраст. Ей понадобилось, как это бывает в подростковом возрасте, больше свободы, самостоятельности. Хотелось общения со сверстниками, гулянок до позднего вечера с подругами, чтобы потом всё обсуждать, разумеется, в соцсетях. Она мечтала быть взрослой.
И однажды из-за глупой шутки, сказанной подруге, привычный мир для маленькой семьи Романовых рухнул.
«Мама выгнала, я в подъезде переночую»
В тот ноябрьский вечер прошлого года они повздорили – так, ничего, казалось бы, сверхъестественного: Диана не захотела то ли посуду мыть, то ли прибираться в комнате. В общем, в ответ на требования матери прозвучало известное всем, кто помнит поведение своих детей-подростков, категоричное нет.
«Ах, так! – заявила дочь. – Тогда я уйду!»
«Ну и иди!» – прозвучало в ответ.
И – оделась, хлопнула дверью, ускакала.
Отправилась тусить, как обычно, с подружками. А в ноябре уже было холодно. Через некоторое время девчонки разошлись, а она отправилась греться в подъезд одноклассницы Кати, что живёт неподалёку от её дома: возвращаться-то в свою квартиру принцип не позволял, хотелось показать самостоятельность.
Та, разумеется, спросила – мол, а ты чего к себе не идёшь.
И вот тут Диана ляпнула роковую фразу: «А меня мать выгнала, я теперь сама по себе буду жить. В подъезде переночую».
Вскоре, впрочем, сидеть там ей надоело, хотелось кушать – соответственно, пришлось заткнуть гордость куда подальше. И она вернулась в свою квартиру.
Но для Кати она, конечно, твердила первую версию – об «изгнании».
Непростая девочка Катя
Екатерина, к слову, девочка непростая – очень неглупая и хитрая, как говорят знающие её люди. Был случай, когда она воровала в школьной раздевалке деньги, чтобы не попасться, расплела косички, сняла юбку и надела штаны – внешность так меняла. Но всё равно была раскрыта, и купюры при ней украденные нашли.
А ещё был случай, когда она в 11 лет (!) сбежала из дома, пробралась в аэропорт и улетела без билета на самолёте – зайцем – в Санкт-Петербург. Тогда, несколько лет назад, эту историю обсуждала вся страна.
И вот, узнав о том, что Диану «выгнала из дома мама», школьница оперативно связалась со своей классной, изложив все детали того, как бедолага прозябает и мыкается по подъездам в поисках уголка, где бы переночевать.
Учительница отреагировала. Уже на следующее утро она устроила расследование, вызвав к себе сначала Катю, потом других подружек Дианы, а затем и саму «изгнанницу».
Та, не ожидавшая, что глупая легенда вдруг превратится в какую-то злую реальность, поначалу отвечала путано – типа, ну да, уходила из дома, но всё не совсем так, её неправильно поняли.
Вскоре, впрочем, поняла: выдумка зашла слишком далеко. И на «допросе» у социального педагога изложила уже всё, как было на самом деле.
Однако, судя по всему, и педагоги уже прониклись ситуацией настолько, что решили довести дело до конца.
Странно, что учительница, которая прекрасно знает мой номер телефона, писала мне сообщения не раз, ничего не сказала, не попыталась даже прояснить как-то ситуацию. Тем более – мы же рядышком живём: просто пройди, посмотри, если уж какие-то подозрения есть. Но почему так получилось? – до сих пор не может прийти в себя мама Дианы – Оксана.
Сама Оксана такой поворот в отношении преподавательницы видит в том, что она несколько раз отказывалась сдавать деньги на извечные «нужды класса» – подарки-сюрпризы. С одной стороны, она дочь сама воспитывает, с другой – почему, собственно, надо платить, ведь это дело, вроде как, и незаконное, и в любом случае – добровольное.
«Ты, Катя, будешь агентом, – записывай всё, что скажет Диана»
Классная подошла к вопросу ответственно – и попросила Катю, исподволь, потихоньку, вывести Диану на чистую воду.
«Учительница говорит той девочке: ты всё равно её порасcпрашивай – да диктофон включи, чтобы под запись», – рассказывает Оксана Романова.
Катерине приключение, в котором ей отведена такая важная роль агента, надо полагать, понравилось. Она начала буквально следить за одноклассницей, наблюдая, куда та идёт, с кем общается и зачем.
Есть, говорит Романова, запись, где эта девочка задаёт вопросы Диане, правда ли, что её выгнали из дома, а та, чтобы не ударить в грязь лицом, подтверждает – да, мол, так и есть. Иначе, понятно же, выйдет позор: брякнула про самостоятельную жизнь, а на деле-то пшик, – нехорошо!
В общем, собранных «доказательств» хватило, чтобы спустя несколько дней прийти к выводу: школьница в беде, её надо спасать. И поступил звонок в полицию – в отдел по делам несовершеннолетних.
Сработали, что и говорить, оперативно – педагоги, видимо, изучили «правильные методички». Классная руководительница, у которой уже есть опыт отправлений школьников из неблагополучных семей в приют, быстро сообразила, что нужно делать. Девочку передали в ПДН (подразделение по делам несовершеннолетних). Её отвезли в отделение, составили там – внимание! – акт о безнадзорности,
– рассказывает детали директор Православного правозащитного аналитического центра Олег Владимирцев.
«Вы знаете, где ваша дочь? Нет? До свидания»
А Оксана в это время – ни сном ни духом о том, что происходило с её дочкой: никто не удосужился поставить мать в известность сразу – вызвать в школу, взять объяснения.
Просто неожиданно раздался звонок на мобильный:
«Инспектор Иванова на связи. Вы знаете, где ваша дочь сейчас?» – спросили в трубке.
«В школе, наверное…» – растерялась мать.
«То есть – не знаете, так? Хорошо», – разговор на этом быстро закончился.
Само собой, она встревожилась, стала обзванивать всех, но – тишина, никто ничего не знает.
Диана совершенно точно говорит, что пошутила – неудачно, но пыталась подыграть, чтобы подруги поверили. Какие ещё доказательства нужны опеке?
Фото: предоставлено Царьграду Правозащитным центром
«Можете представить себе моё состояние? – с дрожью вспоминает Оксана тот день. – Ещё через час она перезвонила и сказала, что мне нужно прийти в отделение. Я помчалась сразу. Прихожу – сидит эта инспектор. Я спрашиваю: где моя дочь? Она заявляет: мол, увезли её в больницу, потому что её одноклассники сказали, что Диана не ночует дома».
Заставили писать объяснение. Но на вопрос, в какой больнице находится девочка, инспектор Иванова категорично ответила: забрать вы её не сможете, поскольку составлен акт о безнадзорности. Потом всё-таки смилостивилась – в Морозовской.
Романова-старшая помчалась в Морозовскую больницу, прорвалась сквозь все кордоны, обежала всё медучреждение, но – не нашла своего ребёнка.
Позвонила Ивановой с тем же вопросом: где дочь? Та ответила вновь – не знаю.
В общем, Романова позвонила в полицию (!), сообщила о пропаже ребёнка, и уже в десять вечера ей сообщили из угрозыска, что Диану увезли в больницу Сперанского, в Медведково, где принимают беспризорных детей.
«Можно покурить, пообщаться с мальчишками – наедине»
А дальше – приют. Органы опеки, разумеется, на такой привлекательный для них эпизод сделали стойку.
Это, конечно, не детдом, не интернат, там условия лучше: там разрешают всё. То есть позволяют делать именно всё, чтобы подростки не сбегали и с собой ничего не сделали. Можно покурить, пообщаться с мальчиками и девочками в уединённой, так сказать, обстановке, – мы знаем об этом и из бесед с самой Дианой, и с другими родителями – тех детей, которые «освободились». И, надо сказать, что дети из трудных семей, например, там что-то находят. Но, разумеется, не для всех, – продолжает Владимирцев.
У таких учреждений есть спонсоры, благотворители, у них есть и свой неплохой бюджет.
Но случаются инциденты. К примеру, туда же поместили ещё одну школьницу из класса Дианы – причём взяли её с согласия матери, а она сбежала – и попала под машину.
Однако случай с Дианой – иного порядка.
Она – девочка, что называется, домашняя. Поэтому для неё перемещение в спецучреждение оказалось стрессом.
Хотя – первое время она воспринимала это скорее как некий летний лагерь. Потом стала привыкать – в конце концов, вот же она – свобода, бесконтрольное, по сути, общение со сверстниками, взрослая (почти) жизнь.
К тому же, её там грамотно обрабатывали – внушали, допустим, первые два месяца подряд, что если она встретится с матерью, то ту могут посадить в тюрьму. И самой Оксане, кстати, грозили «закрыть» за подобные попытки.
Но очень скоро девочка поняла: такая жизнь – при всей доступности того, от чего её оберегала мама, – чужая, страшная. И стала проситься домой.
Однако не тут-то было.
Нужны лишь две бумажки, что упечь несовершеннолетнего в приют
«Они любыми способами пытались взять у меня согласие на помещение дочери в приют – типа, Диане там будет лучше, с ней начнут работать специалисты, а я отказывалась. А другие мамы подписывали, что им давали, они соглашались. Кто-то и рад, наверное, избавиться от своих чад. Но нам это не нужно!» – плачет сейчас Оксана Романова.
Более того – на неё пытались завести уголовное дело, только и этого не получилось сделать. Наверное, считает она, органы опеки не думали, что встретят такое сопротивление с её стороны.
Никакого уголовного дела в отношении Оксаны не возбуждалось. И вообще никогда и никаких нареканий по воспитанию дочери к ней не было.
Кстати, в отсутствие согласия на передачу девочки в соцучреждение никакого права, в общем-то, отправлять несовершеннолетнюю Диану в приют… не было.
Эту процедуру провели на основании пресловутого «акта о безнадзорности» и ходатайства опеки, и всё. Но, по закону, должно быть согласие матери – как уполномоченного лица, однако этого заявления не было. Либо – решение суда о передаче ребёнка под опеку, – говорит Владимирцев.
Тем не менее, двух бумажек хватило. Правозащитник объясняет это уловками действующего законодательства, которые допускают пробелы и позволяют широко трактовать детали. По всей видимости, решение принималось в рамках закона о безнадзорных, – там действительно имеется такое положение о том, что несовершеннолетнего можно поместить в приют на основании ходатайства органов опеки.
Вот только с Дианой – история-то совсем другая! Как она может быть безнадзорной или беспризорной, если у неё есть мама, постоянное место жительства, она регулярно посещала школу, ходила на уже упоминавшиеся всевозможные кружки?
«А она не хочет домой, и всё тут»
Спустя две недели после того как ребёнка отобрали, Оксану вызвали на комиссию по делам несовершеннолетних. И там получился настоящий цирк.
«Я показала членам комиссии переписку с дочерью, что никаких конфликтов между нами нет, просто недомолвки случаются, и они говорят – да-да, мы видим, всё нормально. А потом – спрашивают мнение представителя приюта Будниковой. И она говорит: «А Диана не изъявила пока желания вернуться домой». Они тут же – всё, заседание окончено», – делится Романова.
Почему поверили какой-то тёте из соцучреждения, отчего не вызвали девочку?
Оксане сказали, что она теперь должна написать заявление для свиданий с дочерью, – по крайней мере, забирать её на выходные, в гости. Правда, заявление будет рассматриваться опекой в течение месяца.
Одновременно женщине выдвинули условие – пройти полное обследование, дабы доказать, что она не психичка, не алкоголичка и не наркоманка. И она с того момента каждый день моталась, сдавала анализы, ездила в психушку, в наркодиспансере проходила унизительную процедуру (если что – там анализы сдаются, как бы это помягче сказать, в «очной форме», при непосредственном участии врача), брала заключение у соцпедагогов, проходила тестирование.
29 декабря позвонила дочь со стационарного телефона, говорит: мне разрешили видеться с тобой, приезжай. Тут же собралась, приехала, она: «Я хочу домой, мама, забери меня, сейчас каникулы, новогодние праздники». Написала заявление, передала лично в руки той самой Будниковой. Нам назначили консилиум на 31 декабря, – продолжает мать.
«Ну что, Диана, ты видишь, как мать вмешивается в твою жизнь?»
И там – новое шапито: с унижениями и указаниями, почему она плохая мама и отчего у них с дочерью нет контакта.
Словом, домой Диану не отпустили – всё по той же схеме, сказав написать заявление, срок рассмотрения которого – месяц. Девчонка осталась в приюте чуть ли не в одиночестве встречать столь любимый ею прежде Новый год.
Да – заодно консилиум выдвинул требование: обязательное посещение в самом учреждении штатного психолога, мать и дочь вместе.
Она пообщалась в таком формате с ним 31 декабря, потом ещё пять раз съездила. И – перестала.
Потому что «налаживание отношений» превратилось в издевательство и пытку.
Был такой эпизод. Однажды обеих попросили нарисовать картинки – на вольную тему. Те задание выполнили. Потом психолог просит у каждой что-то подрисовать, если есть такое желание.
Диана не стала ничего править в мамином рисунке. Зачем? Та профессиональный художник, за несколько минут реально может картину набросать, условно говоря.
А Оксана, решив сделать дочери приятное, дорисовала в уголке улыбающееся солнышко с лучиками.
Реакция специалиста последовала неожиданная: «Ну что, Диана, ты видишь теперь, как мама вмешивается в твою жизнь, да?»
Девочка, кстати, была не против такого добавления. Но похожие провокации продолжались и дальше.
Осталась дома, у мамы? В приют – под конвоем!
Хуже всего, между тем, оказалось то, что Диана, до всей этой кутерьмы – старательная ученица, стала катастрофически отставать по учёбе.
До марта девочка ездила в школу – пока не грянул карантин. И, по идее, могла видеться с мамой. Заходила домой на чай, они общались, а однажды даже осталась на выходные. Вот только ничем хорошим это не закончилось – приют обратился в уголовный розыск, и в понедельник девочку, как особо опасную преступницу, увезли обратно под конвоем полиции. И предупредили, что если ещё раз такое повторится, её вообще переведут в другую школу.
С тех пор Романову-младшую буквально за руку отводили до автобуса и отправляли в соцучреждение.
Но с введением известных пандемийных ограничений, когда весной повально всех перевели на дистанционное обучение, образовательный процесс для Дианы просто закончился – полгода она фактически не училась. По словам Оксаны, которая пыталась как-то повлиять на ситуацию, ей объяснили – коротко и ёмко, что учреждение не является образовательным, у него другие функции, поэтому следить за обучением юных постояльцев никто не обязан.
Девочка, когда ей вернули телефон, пишет маме вот такие сообщения.
Ограничения в приюте – просто «волшебные», подтверждает Владимирцев, они продолжались чуть ли не всё лето – даже когда их официально отменила мэрия Москвы.
У Дианы даже телефона не было – его отобрали.
В колледж, в который они собирались поступать, она не смогла пройти.
Примечательно, что на протяжении всего времени и мать, и дочь писали письма, требования с просьбой отменить «заключение». Вот только куда они делись? Не исключено, что ими просто, условно говоря, разжигали камин. Ну или выбрасывали.
«Приезжайте, у вашей дочери галлюцинации»
Жуткий случай произошёл 25 марта, когда Оксане позвонила из приюта женщина и объявила: у вашей дочери начались галлюцинации, не могли бы вы приехать?
Естественно, она через 15 минут уже была на месте. А там – скорая помощь, врачи, сотрудники – воспитатели, человек двадцать в маленькой комнате.
Картина маслом: слова о галлюцинациях – это чтобы, видимо, не шокировать сразу. А на самом деле у девочки порезаны руки, её обнимает та самая психолог.
И меня представляют скорой помощи: «А вот это – мама, законный представитель». Ещё подумала – что-то здесь не так. Они её не отвезли сразу в больницу, а ждали меня! То есть из школы забрать без всяких уведомлений – можно, а в больницу – нельзя. Что случилось, спрашиваю? – вспоминает Романова-мать.
Никакого внятного ответа.
Хотела, говорит, подойти к Диане и обнять – психолог не даёт. Её взорвало тогда – где же все раньше были, как довели ребёнка до такого?!
Сказали, в общем, что девочку надо везти в психушку. Но там Диана отказалась оставаться.
Сначала получилось увезти её домой – помог священник, духовный наставник Оксаны, который заодно и поговорил о происшествии с ребёнком. Но вскоре её отобрали опять.
Девочка просится домой. Но в мэрии утверждения матери назвали ложью
Сейчас подростка по-прежнему активно «обрабатывают», – ей внушают, что мать должна подписать какие-то бумаги, и тогда, мол, её отпустят домой. Учитывая, что это делается на регулярной основе, нетрудно предположить: психику девочке сломают, и волю – тоже.
Обе по-прежнему переписываются в мессенджере, Диана просится домой, просит прощения за ту глупую шутку про уход из дома и просит её забрать.
Но всё тщетно.
Департамент труда и соцзащиты Москвы заявил, что всё сказанное Романовой-старшей и Владимирцевым, – ложь. И телефон у неё не отбирали, и обучение велось в «комфортных условиях», и курение на территории запрещено, и никто детей в условиях карантина не запирал, а там была «летняя программа с активностями», и никакой вины сотрудников центра с порезанными руками нет, и так далее.
Таких заявлений Диана написала много. Реакции – никакой.
Фото: предоставлено Царьграду Правозащитным центром
«Уже более 7 месяцев мама девочки не обращалась к нам с намерениями забрать девочку. Дочку она не навещала, полный курс рекомендованных занятий с психологом не посещала. К сожалению, мама не шла на контакт и не предпринимала никаких усилий, чтобы восстановить отношения с дочерью. С подростком мы продолжаем вести реабилитационную работу. Однако девочке по-прежнему необходима помощь специалистов», – утверждают в профильном ведомстве мэрии столицы.
То, что всё это опровергается, чиновников не интересует вовсе.
Да и вообще – мол, прежде чем возвращать Диану в семью, им обеим надо «выработать навыки общения, наладить отношения в семье, чтобы мама и дочь могли разрешать, а в дальнейшем и предотвращать конфликты».
«Значит – будут топить до конца. Через суд»
Но это – очевидно, лукавство. При желании можно было найти общий язык с Оксаной Романовой и сейчас. И мог бы подключиться, по идее, в полную мощь детский омбудсмен, иначе для чего он существует?
Но в аппарате уполномоченного по правам детей избрали странную позицию – предлагают искать компромисс, для чего, опять-таки, надо что-то там «признать».
«Будут топить до конца, – резюмирует Владимирцев. – Потому что отпустить Диану теперь – значит, признать свою неправоту. Мы писали заявления и в полицию, и в прокуратуру, и в СКР, – требуя разобраться, ведь речь идёт фактически о незаконном лишении свободы. Но никто оснований для возбуждения дела не нашёл».
Но сейчас органы опеки готовят иск в суд – они намерены лишить Оксану Романову родительских прав.
Удивительное, однако, дело получается: всеми специалистами женщина признана нормальной (справки имеются), соседи, знакомые в один голос твердят, что семья – абсолютно нормальная, квартира есть, доход тоже.
Что нужно тогда чиновникам от Романовых?
По всей видимости – прав Владимирцев, что тут нашла коса на камень, и признаваться в ошибке для них смерти подобно, а с другой стороны – наверное, статистика не должна хромать.
В реальности же мы в очередной раз увидели машину ювенальной юстиции в России – не придуманной, эфемерной, а вот – существующей, осязаемой и очень жестокой.
Царьград, Александр Степанов